Сцены репетиций “Ревизора” и “Дамы с камелиями” фантастически красивы, их контраст с серосуконным собранием столь силён, что они кажутся почти нереальными. То ли общие воспоминания о вдохновенном прошлом, то ли попытка загоняемого в угол режиссёра уйти от реальности в мир воображения и спасительного искусства. Блеск мейерхольдовских показов, артисты, ловящие каждое его слово, каждый жест, смотрящие на него потрясённо и влюблённо, готовые играть у него бессловесные роли, только бы играть у него! 

В действие, сотворённое в жанре документального театра, Валерий Фокин вплетает фрагменты гостимовских театральных репетиций. Словно Всеволод Мейерхольд включает своё воображение, разрывает реальность собрания, на котором вынужден выступать в роли объекта общественного порицания, и переносится в пространство, где становится самим собой. Там актёры, только что со смешанными чувствами низвергавшие режиссёра с сотворенного ими же пьедестала, снова оказываются полностью в его власти. Они сливаются в единый организм, которым управляет он, Всеволод Мейерхольд. В этот момент Валерий Фокин делает зрителей свидетелями рождения театрального образа. И главным условием его появления становится превращение актёра в объект, хотя и наделённый чувствами и эмоциями, но лишённый собственной воли. Его задачей становится уловить, угадать малейшие движения мысли режиссёра, признать его и как абсолютного лидера, чьи решения не подвергаются сомнениям, и как проводника высших сил, через посредство которых спектакль выводится на сверхчеловеческую художественную высоту.

«Свидетельский театр» перемежается вспышками воспоминаний Мейерхольда о репетициях ключевых спектаклей (сценограф Алексей Трегубов реконструирует знаменитые конструктивистские декорации). Набросившиеся с обвинениями в сторону режиссёра артисты оказываются на сцене, где символически превращаются в стаю крыс, которых видит в кошмарном сне Городничий из мистического гоголевского «Ревизора», – и подмостки сотрясаются от поступи самого Рока. Но если в следующей по ретроспекции сцене (декадентская «Дама с камелиями» станет последним спектаклем перед закрытием ГосТИМа) артисты спорят с Мейерхольдом, то в раннем «Театральном Октябре» все дышат в унисон, безоговорочно идут за своим лидером в революционном френче.

Единство сцены и зала, вернее, полное отсутствие зримой границы жестко и нелицеприятно фиксирует роль зрителя – соучастника. Решение тем более бескомпромиссное, что пассивная форма присутствия зрителя неизменна. А сколько молчаливых свидетелей было тогда? И могли ли они поменять свою «роль» в событиях?.. Стоит только убрать слово «советский» – и вопрос, какой театр нужен или не нужен сегодня государству, озвучит все те дискуссии, которые ведутся вчера–сегодня–завтра.

Тут важно сказать, что спектакль Фокина — это не документальный театр, предполагающий так называемую «ноль-позицию» артиста. Около 20 актёров здесь создают полноценные роли, объёмные и подробные. Это тот случай, когда спустя чуть меньше века событие, казавшееся ничтожным, формальным, обретает значение ключевого. Безусловно, победить уже раздухарившуюся кровожадную систему пара сотен людей (согласно протоколу, на собрании присутствовало 188 человек) не смогли бы, но есть то, что у них могло бы получиться без особых усилий: не присоединяться к травле. Спектакль Валерия Фокина, создавая портрет большого мастера во время катастрофы, отводя ему роль трагического героя, исследует и хор, разъяв его на отдельные голоса, вглядываясь в каждого.